Стихотворения. Поэмы. Проза - Страница 54


К оглавлению

54
Ложь, притворство, позор, наважденье!
Мерно служба идет; начинают кадить…
Заволокся я дымом кажденья!

«И я предстал сюда, весь полн непониманья…»


И я предстал сюда, весь полн непониманья…
Дитя беспомощное… чуть глаза открыв,
Я долго трепетал в неясности сознанья
Того, что я живу, что я иначе жив.
Меня от детских лет так лживо вразумляли
О смерти, о душе, что будет. с ней потом;
При мне так искренно на кладбищах рыдали,
В могилы унося почивших вечным сном;
Все пенья всех церквей полны такой печали,
Так ярко занесен в сердца людей скелет, —
Что с самых ранних дней сомненья возникали:
Что, если плачут так, — загробной жизни нет?!
Нет! надо иначе учить от колыбели…
Долой весь темный груз туманов с головы…
Нет, надобно, чтоб мы совсем светло глядели
И шествовали в смерть, как за звездой волхвы!
Тогда бы верили мы все и безгранично,
Что смерть — желанная! что алые уста
Нас зацеловывают каждого, всех, лично, —
И тайна вечности спокойна и проста!

Стихотворения, не вошедшие в циклы

Рецепт Мефистофеля


Я яд дурмана напущу
В сердца людей, пускай их точит!
В пеньку веревки мысль вмещу
Для тех, кто вешаться захочет!


Под шум веселья и пиров,
Под звон бокалов, треск литавров
Я в сфере чувства и умов
Вновь воскрешу ихтиозавров!


У передохнувших химер
Займу образчики творенья,
Каких-то новых, диких вер
Непочатого откровенья!


Смешаю я по бытию
Смрад тленья с жаждой идеала;
В умы безумья рассую,
Дав заключенье до начала!


Сведу, помолвлю, породню
Окаменелость и идею,
И праздник смерти учиню,
Включив его в Четьи-Минею.

Быть ли песне?


Какая дерзкая нелепость
Сказать, что будто бы наш стих,
Утратив музыку и крепость,
Совсем беспомощно затих!


Конечно, пушкинской весною
Вторично внукам, нам, не жить:
Она прошла своей чредою
И вспять ее не возвратить.


Есть весны в людях, зимы глянут
И скучной осени дожди,
Придут морозы, бури грянут,
Ждет много горя впереди…


Мы будем петь их проявленья
И вторить всем проклятьям их;
Их завыванья, их мученья
Взломают вглубь красивый стих…


Переживая злые годы
Всех извращений красоты —
Наш стих, как смысл людской природы,
Обезобразишься и ты;


Ударясь в стоны и рыданья,
Путем томления пройдешь.
Минуешь много лет страданья —
И наконец весну найдешь!


То будет время наших внуков,
Иной властитель дум придет…
Отселе слышу новых звуков
Еще не явленный полет.

«Перед большим успокоеньем…»


Перед большим успокоеньем,
Когда умру я, но не весь,
Покой тот с истым наслажденьем
Мной предвкушается и здесь.


Покой в отсутствии желаний,
В признаньи мощности судьбы,
Покой вне дерзостных исканий,
Вне всяких странствий и борьбы!


Бой кончен! Поднято забрало!
Чего здесь в жизни ожидать?!
Какое дивное начало
Тому, что может мне предстать!


Да, радость смерти предвкушая,
Мой ум спокойный не дерзнет
Куда-то вновь пойти мечтая,
Куда-то вновь смотреть вперед.


Но я боюсь еще, что можно
Вернуться нежданно назад,
Когда и дерзко и безбожно
Зажжет мне душу женский взгляд!


Покров покоя я откину
И, словно эллин древних дней,
Бесстыдно оправдаю Фрину,
Чуть только выйдет из зыбей.

«Зыбь успокоенного моря…»


Зыбь успокоенного моря
Идет по памяти моей…
Я стар. И радостей и горя
Я вызвал много у людей.


Я вызывал их, но невольно,
Я их не мог не вызывать…
Ведь и земле, быть может, больно
Пространства неба рассекать!


А все же двигаться ей надо…
Мы тоже движемся, летим!
В нас зло смеются силы ада
И горько плачет херувим.


И только изредка мы властны,
Случайно, правда, не всегда,
Бывать к судьбам людей причастны,
Как у машины провода.


Вот так и я! Болев душою
Над горем брата своего,
Я хлеба не давал порою,
Но я не отравлял его!


Я мог бы быть гораздо хуже,
Служа судьбе проводником…
Все знают: вслед великой стуже
Морозец кажется теплом!


Он не несет окочененья,
Он может даже согревать,
И для весеннего цветенья
Стволы и почки сохранять.


Да! Много сеял я несчастья!
Но я далеко не из тех,
Кто любит зло из любострастья,
В ком воплощен и ходит грех!

В роще


Слушай, сосна! Расскажи мне былину!
Я уловлю ее в шуме ветвей!
Про заколдованный лес, про долину
Сказочных битв, всех древнейших древней!
Правда ли, будто здесь прежде живали
Люди забытые, сродные нам;
Все, даже имя свое, потеряли
И отошли к завершившимся снам?
Так же, как мы, знали злобу и горе,
Были свободны в ограде тюрьмы;
Нежность, любовь зажигались в их взоре,
И умирали они так, как мы?
Правда ль, что в некое время, когда-то
Жил тут неведомый волхв иль друид;
54